I. Вступление

Стремительное движение по преобразованию стран с централизованным планированием в страны с рыночной экономикой спустя десять лет привело к тому, что одна группа стран приближается к финишной черте, другая застряла в разных пунктах на этом пути, а несколько стран едва сдвинулись с начальной точки. Некоторые страны Центральной и Восточной Европы (страны ЦВЕ) и страны Балтии стучатся в двери Европейского союза. Но во многих странах Содружества Независимых Государств (СНГ), в том числе в России, прогресс был неравномерным, и перспективы остаются туманными. (См. вставку 1, где дается классификация стран с переходной экономикой, применяемая в этом кратком тематическом обзоре.)

Почему страны ЦВЕ и Балтии перегнали страны СНГ? И каков дальнейший путь России и других стран? Все эти важные вопросы освещаются в нижеследующих разделах. Главное внимание в основном тексте документа уделено странам с переходной экономикой в Европе и бывшем Советском Союзе, а изменения в Китае и странах с переходной экономикой, расположенных в Юго-Восточной Азии, обсуждаются лишь вкратце, но рассматриваются также во вставке 2.

II.  Составляющие переходного процесса

Главные составляющие переходного процесса были определены сравнительно рано.¹ Ими являются: 

• Либерализация. Процесс освобождения большинства цен, чтобы они определялись свободными рынками, и снижения торговых барьеров, которые прерывали связь со структурой цен в странах с рыночной экономикой во всем мире.
• Макроэкономическая стабилизация. В первую очередь, это такой процесс, с помощью которого — после первоначального резкого повышения уровня инфляции вслед за либерализацией и высвобождением подавленного спроса — инфляция берется под контроль и с течением времени снижается. Эта работа требует дисциплинированного отношения к государственному бюджету и росту денежной массы и кредитов (то есть дисциплины в проведении бюджетной и денежно-кредитной политики), а также достижения устойчивого платежного баланса. 
• Реорганизация и приватизация. Процесс создания жизнеспособного финансового сектора и реформирования предприятий в этих странах, чтобы они могли производить товары, которые можно было бы продавать на свободных рынках, и передачи их в частную собственность.  
• Правовая и институциональная реформа. Эти реформы нужны для переориентирования роли государства в этих странах, установления правопорядка и проведения в жизнь соответствующей политики поддержки конкуренции.

Предполагалось, что либерализацию и стабилизацию макроэкономики можно провести довольно быстро, так же как и приватизацию небольших предприятий. На более позднем этапе переходного периода усилилась бы приватизация крупных предприятий, а также правовые и институциональные реформы, которые занимают больше времени. 

III.  Обуздание инфляции и восстановление производства²

В начале переходного процесса большинство экономистов соглашались с тем, что для запуска рыночных ценовых механизмов следует быстро приступить к либерализации и макроэкономической стабилизации, невзирая на экономические трудности, которые они могут создать. Существовало мнение, что лишения будут носить временный характер и будут менее суровыми, чем в том случае, если процесс растянулся бы во времени.

Таким образом переход к рыночной экономике в большинстве стран начался с быстрого освобождения цен от их искусственно низкого уровня, что немедленно привело к резкому росту корректирующей их инфляции. Подавленный спрос, который создавался в течение всего периода централизованного планирования, удерживал инфляцию на высоком уровне. В начале перехода инфляция в странах ЦВЕ в среднем составляла 450 процентов в год, в странах Балтии свыше 900 процентов, а в СНГ свыше 1000 процентов. Однако к 1998 году в первых двух группах стран годовой уровень инфляции снизился до однозначных чисел, а в третьей группе — примерно до 30 процентов.

Вместе с ростом инфляции переход к рыночной экономике сопровождался еще одним потрясением: в начале переходного периода во всех трех группах стран в среднем на 40 процентов упало производство, прежде чем оно начало снова подниматься — и гораздо быстрее, чем ожидалось. 

Вероятно, из-за неправильной статистики был завышен уровень, существовавший до начала перехода к рыночной экономике. Если бы добавленная стоимость измерялась правильно по рыночным ценам, то объем производства до начала перехода и, следовательно, его спад были бы гораздо меньше. К 1998 году производство стало расти во всех трех группах (как видно из рисунка 1), хотя в большинстве стран его замеренный до перехода уровень не был превзойден.

Как же удалось обуздать инфляцию? Большинство ранних реформаторов в открытом или скрытом виде приняли валютную привязку.³ Другими словами, правительство страны заявляло о своей готовности обменять свою национальную валюту на «твердую» валюту, которую держат разные страны и стоимость которой сравнительно стабильна. Поскольку слишком быстрые темпы увеличения денежной массы, например, из-за чрезмерных государственных расходов, затруднили бы сохранение привязки, это, в принципе, было обещанием проводить жесткую макроэкономическую политику.⁴ Такая политика и влияние, которое она оказала на инфляционные ожидания частного сектора, позволила понизить уровень инфляции. Однако в его снижении, помимо привязки валютного курса, сыграли также роль и другие механизмы. Например, многие страны приняли акты, предоставляющие их центральным банкам значительную независимость в проведении жесткой денежно-кредитной политики, или согласились с дисциплиной макроэкономи- ческих программ, поддерживаемых МВФ. Это тоже помогло обуздать инфляцию.⁵

Почему сначала столь резко сократилось производство, почему характер его резкого падения отличался в разных странах и чем объясняется восстановление его роста? Эти вопросы стали предметом множества эконометрических исследований. Результаты дают основания полагать, что жесткая макроэкономическая политика, к которой прибегали в целях обуздания инфляции, вызвала сравнительно небольшое первоначальное сокращение производства. А вот «дезорганизация», которая ассоциируется с такими потрясениями, как развал Совета экономической взаимопомощи (СЭВ), сыграла важную роль. Дезорганизация означает разрыв производственных связей, особенно в снабжении материалами и промежуточными производственными ресурсами, что привело к краху централизованного планирования и демонтажу промышленных конгломератов с вертикальной структурой, которые работали при старой системе. Этот разрыв привел к падению производства.

В поисках объяснения, почему в разных странах характер краха был разным, как правило, ссылаются на «неблагоприятные первоначальные условия» в некоторых странах. Это обусловлено тем фактом, что в начале перехода страны имели разные характеристики, и во многих из них эти отличительные особенности осложнили задачу сохранения хозяйственной деятельности на прежнем уровне. Например, существовали отличия в возможности переориентировать торговлю на более передовые страны с рыночной экономикой, в степени индустриализации (которая отчасти связана с той ролью, которую страны играли в советской системе) и доле сельского хозяйства в экономике, уровнях квалификации, которые обусловлены количеством учащихся средней школы, а также в количестве лет, прожитых при коммунистической системе. Неудивительно, что страны с более неблагоприятными начальными условиями испытали более резкое сокращение производства.

Чем объясняется последующее оживление производства? Одним из важных факторов были успехи в снижении темпов инфляции. Страны, которые быстро обуздали инфляцию и удержали этот успех, быстрее восстановили рост производства, который был более сильным.

Это видно из рисунка 2, на котором показано отношение между изменением объема производства в стране, с одной стороны, и успехом в снижении уровня инфляции, с другой. Каждый «ромбик» на рисунке представляет страну; названия стран не даны, чтобы не загромождать график. В странах, находящихся в нижнем правом углу рисунка наблюдался низкий уровень инфляции (по сравнению с другими странами с переходной экономикой), и они испытали рост производства; в странах, находящихся в верхнем правом углу, была высокая инфляция и наблюдался спад производства. В целом этот график показывает, что страны, которые держали инфляцию в узде, смогли лучше поддержать экономическую активность, чем те, где инфляция была безудержной.

Хотя для восстановления экономического роста оказалось необходимым добиваться снижения инфляции, этого было недостаточно. Ключевую роль в обеспечении устойчивого экономического роста сыграли структурные реформы, облегчившие рост частного сектора. Там, где структурные реформы начались рано и проводились твердо, быстро образовались производственные цепочки, которые противостояли дезорганизации, существовавшей в первые годы перехода к рынку.

Это показано на рисунке 3. Объем производства по сравнению с уровнем до переходного периода был выше в странах, где структурные реформы, измеряемые с помощью индекса, разработанного Европейским банком реконструкции и развития (ЕБРР)⁶, были наиболее широкими. Эти страны в основном относятся к группе ЦВЕ и Балтии. Как и на предыдущем рисунке, каждый «ромбик» на графике представляет страну. Страны, находящиеся в верхнем правом углу рисунка, более энергично проводили структурные реформы (по сравнению с другими странами с переходной экономикой) и испытали подъем производства; страны в нижнем левом углу рисунка отставали в реализации структурной политики и претерпели спад производства.

Как говорится во вставке 2, опыт четырех азиатских стран с переходной экономикой — Камбоджи, Китая, Лаоса и Вьетнама — интересен сам по себе, и кроме того в некоторых отношениях противостоит опыту «европейских» стран с переходной экономикой.
 

IV.  Приватизация

Как отмечалось выше, экономисты в целом согласились с необходимостью ускоренного осуществления либерализации и стабилизации. Тем не менее, что касается приватизации крупных предприятий, то были споры о том, быстро ли передавать государственное имущество частному сектору или же принять более постепенный подход.⁷

Сторонники быстрой приватизации призывали ликвидировать государственную собственность, раздав имущество гражданам, например, с помощью ваучеров, которые давали их владельцам право и средство приобретать выставленные на продажу государственные компании. Ими двигало чувство справедливости, желание дать обыкновенным людям долю в экономике. Кроме того они осознавали необходимость воспользоваться предоставившейся для приватизации возможностью, до того как государственная бюрократия перегруппируется и начнет противодействовать этому процессу.

Другие выдвигали идею о более постепенном уменьшении доли государственных предприятий по мере появления в экономике новых частных фирм. Они поддерживали приватизацию предприятий путем продажи активов тем, кто, вероятнее всего, будет стараться улучшить результаты работы предприятий. Кроме того они подчеркивали необходимость введения «жестких бюджетных ограничений» для предприятий, чтобы вытеснить те из них, которые хронически несут убытки, оставляя более прибыльные предприятия для привлечения инвесторов. Венгрия пошла к приватизации этим постепенным путем, и он оказался более подходящим для настоящей реорганизации предприятий.

В сопоставлении с этим, опыт показал некоторые недостатки метода быстрой приватизации. Например, в Чешской Республике имущество, переданное миллионам простых граждан на первом этапе быстрой приватизации, было распродано теми, кто его получил, и все кончилось тем, что оно консолидировалось в инвестиционных фондах. Но настоящей реорганизации предприятий не произошло либо в связи с тем, что у инвестиционных фондов не хватало капитала для их развития, либо потому, что фонды, в свою очередь, контролировались государственными банками, которые не ввели жестких бюджетных ограничений. Плохие результаты экономического роста в Чешской Республике в конце 1990-х годов по сравнению с другими странами ЦВЕ частично объясняются неэффективной реформой предприятий. 

В России быстрая приватизация прошла еще хуже. В результате российской программы массовой приватизации 1992–1994 годов свыше 15 000 предприятий было передано в руки. Однако, вопреки ожиданиям, осуществляемая инсайдерами приватизация не привела к самопроизвольной реорганизации компаний. Существовала надежда, что дополнительная продажа предприятий привлечет собственников со стороны и что на второй волне приватизации остальных предприятий, которые все еще находились в руках у государства, будут применяться прозрачные методы. Эта надежда не сбылась. Инсайдеры опасались выпускать контроль из своих рук; рабочие боялись экономии средств, которая может начаться под управлением людей со стороны, а руководителям было проще поддерживать предприятия на плаву путем выбивания государственных субсидий, чем стимулировать повышение конкурентоспособности путем привлечения посторонних. Вторая волна приватизации, в частности, по так называемой схеме «кредиты-за-акции», не была прозрачной, из нее систематически исключались иностранные инвесторы и банки в пользу сторон, связанных с государственными интересами.

В целом, опыт стран с переходной экономикой дает основания считать, что приватизированные предприятия склонны быстрее проводить реструктуризацию и работают лучше, чем аналогичные фирмы, которые остаются в собственности государства, но только если выполнены дополнительные условия. К этим условиям относятся жесткие бюджетные ограничения и конкуренция, эффективные нормы корпоративного управления, а также действенная правовая система и права собственности.⁸

В отличие от неоднозначного опыта приватизации крупных предприятий, приватизация малых предприятий была, в целом, успешной и завершилась во всех странах, кроме пяти.

V.  Потоки капитала

Переход к рыночной экономике потребовал значительных финансовых средств, чтобы облегчить перераспределение капиталовложений в продуктивные секторы экономики, модернизировать устаревшее оборудование, укрепить государственную инфраструктуру и предоставлять финансирование возникающим фирмам. Но в первые годы переходного периода правительствам этих стран было трудно получить необходимый капитал. «План Маршалла» для стран с переходной экономикой так никогда и не материализовался. Вместо этого внешняя помощь в гораздо меньшем масштабе предоставлялась, главным образом, международными финансовыми организациями, Европейским союзом и отдельными странами. 

Другой фактор, обусловивший нехватку капитала, заключался в том, что из-за неопределенности ситуации в начале переходного периода происходил отток частного капитала из этих. Однако как только во многих странах ЦВЕ и Балтии четко определился курс реформ, частный капитал тотчас же вернулся. Об этом свидетельствует рисунок 1 , где сравниваются средние годовые оценки бегства капитала, уровень инфляции, рост реального ВВП, бюджетный баланс и качество реформ в первые годы перестройки с этими показателями в последующие годы.⁹ В странах ЦВЕ снижение уровня инфляции и повышение качества структурных реформ привели к обратному движению капитала — от чистого оттока в размере 15 долларов США на душу населения до чистого притока в размере 75 долларов США на душу населения. Аналогичным образом, благодаря успехам в области инфляции и структурных реформ, а также контролю за бюджетным балансом в странах Балтии чистый отток в размере 30 долларов США на душу населения сменился чистым притоком в размере 70 долларов США на душу населения. Пример России является полностью противоположным. По прошествии нескольких лет после начала перехода к рынку Россия все еще переживает массовое бегство капитала. Хотя инфляция была взята под контроль, Россия отстала в осуществлении структурных реформ.

VI.  Неравенство¹⁰

В переходный период возросло неравенство в доходах, что неудивительно. Общераспространенным критерием неравенства является коэффициент расхождения доходов Джини, который принимает значения от нуля до единицы; ноль означает идеальное равенство доходов. Значение коэффициента Джини до переходного периода было приблизительно равно 0,25 и было близко к показателю скандинавских стран и гораздо ниже коэффициента в Соединенных Штатах (0,4). После начала переходного периода значения коэффициента Джини повысились от 0,2 в Словении до 0,5 в Украине. Как показано на рисунке 4, в странах с более высокими показателями экономического роста, измеряемыми с помощью прироста ВВП нарастающим итогом за первые восемь лет перестройки, увеличение неравенства было меньшим. 

Тот факт, что увеличение неравенства в доходах было умеренным во многих странах, не означает, что в процессе перехода не появились победители и неудачники. Доказательством этого служит Польша, в которой действительно значительно возросло неравенство в оплате труда. Но социальные трансферты помогли сгладить этот сдвиг, чтобы сделать увеличение неравенства в доходах гораздо более умеренным. Интересно отметить, что трансферты были ориентированы на людей, которые больше всего потеряли или должны были потерять в результате перехода. Эти люди относились скорее к среднему классу, чем к бедным, т.е. они не принадлежали к тем слоям, кому были бы адресованы трансферты, если бы ставилась цель помочь тем, кто находится в абсолютной нищете. Но они, возможно, помогли проводить реформы, обеспечив им политическую поддержку со стороны людей, которые, с наибольшей вероятностью, блокировали бы их.

Это краткое рассмотрение вопросов неравенства ни в коем случае не дает полного представления о часто душераздирающих социальных изменениях в переходный период. Например, одним крупным аспектом роста неравенства является относительное ухудшение положения пенсионеров (хотя в Польше этого не произошло). Учитывая демографические проблемы, с которыми сталкиваются эти страны, данную проблему очень тяжело решить в условиях существующих солидарных пенсионных систем. Реформа пенсионной системы в большинстве стран улучшит ситуацию, но к сожалению, для нынешнего поколения пенсионеров это будет слишком поздно. Более того в ряде стран с переходной экономикой ухудшились и некоторые другие социальные показатели.

VII.  Куда идет Россия?

Приверженность курсу макроэкономической стабилизации, который был поставлен под угрозу кризисом 1998 года, хотя и с опозданием, кажется, берет верх в России. Однако усилия по проведению структурных реформ были слабыми, и приватизация во многих случаях была проведена плохо. Каким путем идти России? На этот вопрос есть множество ответов, которые отражают разницу во мнениях о процессе реформ в России. 

Одна высказываемая многими точка зрения заключается в том, что российский путь реформ, особенно в отношении приватизации, был кардинально ошибочен, так как опирался на радикальную реформу вместо постепенного институционального развития. Например, согласно Джозефу Штиглицу, провал быстрой приватизации в России «был не случайностью, а предсказуемым следствием» отсутствия мер развития конкуренции, а также институциональной и правовой инфраструктуры, которые необходимы для обеспечения успеха реформ. ¹¹ По Штиглицу, сейчас Россия должна очень постепенно проводить приватизацию (или повторную приватизацию любого имущества, которое снова может попасть в руки государства), должным образом учитывая необходимость создания институциональных предпосылок и правильно используя тот социальный и организационный капитал, который у нее имеется. Штиглиц считает, что Россия могла бы в этой связи поучиться у Китая, добившегося «огромного успеха и проложившего свой собственный путь к перестройке, а не пользоваться под копирку рекомендациями или рецептами западных советников».

Противоположная точка зрения, которой придерживаются некоторые российские обозреватели и политики, например, Борис Федоров и Андрей Илларионов, состоит в том, что стратегия реформ была правильной, но она так и не была реализована отчасти из-за терпимости, проявленной передовыми рыночными странами и международными финансовыми организациями.¹² Например, Илларионов пишет, что:

«...отношение МВФ к проводимой российскими властями политике было и остается  робким, непослеµдовательным и подверженным постоянным компромиссам... В течение нескольких лет российское правительство и российское общество в целом оказалось по-настоящему избалованным, так как им незаслуженно предоставляли финансовую помощь. В результате российская экономическая политика была не только непоследовательной, но серьезно отклонялась от экономической политики, проводимой большинством стран с переходной экономикой...»

В том же духе, Федоров «рекомендует Западу» не делать России «уступки, а лучше применять правила, как вы поступали бы в отношении любой другой страны. Западный капитал должен быть направлен в частный сектор, а не правительству. Только это может помочь изменить страну, создать рабочие места и повысить эффективность».

 Признавая, что следовало уделять больше внимания институциональным реформам, в МВФ считают, что основополагающая стратегия, проводимая в России, была правильной, но она была сорвана особыми факторами. Например, Фишер и Сахaй пишут, что источник нынешних проблем России заключается, главным образом, в «отсутствии прогресса в проведении реформ после выборов 1996 года, когда влиятельные деловые круги укрепили свое влияние на политическую и экономическую власть, усугубив коррупцию». Нужно не коренное изменение стратегии реформ, а решимость политических властей «возобновить реформы и повысить качество управления.» Данные из стран ЦВЕ и Балтии, в краткой форме изложенные выше, свидетельствуют о том, что как только укореняется убежденность в необходимости реформ, капитал возвращается в страну и служит основой для устойчивого экономического роста.¹³

Можно ли справиться с властью влиятельных кругов? Гаврилишин и Одлинг-Сми сулят надежду.¹⁴ Крупные предприниматели сами могут захотеть реформ, если они поймут, что их будущие прибыли будут выше в стране, в «которой защищены права собственности и действует власть закона, а не там, где господствует беззаконие, как в большинстве стран СНГ сегодня. Такое превращение грабителя в хранителя устоев происходило в странах с рыночной экономикой...»

 Перемены могут также придти в лице сильного лидера, который решительно берется за привилегированные группы, или благодаря появлению среднего класса как политической силы, либо из-за давления иностранных конкурентов и международных финансовых организаций.

VIII.  Выводы

Переход к рыночной экономике увенчался заметным успехом. Хотя в этом кратком обзоре основное внимание уделялось экономическим изменениям, первым главным достижением является широкая, хотя еще далеко не всеобщая, приверженность демократии и созданию рыночной экономики. Переход к ней в большинстве стран ассоциировался с ростом политической свободы. Все страны, за исключением шести, отнесены к числу «свободных» или «частично свободных» организацией по правам человека «Фридом хауз»; благодаря регулярным выборам граждане этих стран получили возможность выражать свое мнение в процессе перехода. Политики, выступающие за отход с рыночного пути в экономике, так и не пришли к власти, хотя нереформированные коммунистические партии иногда получали до трети голосов на всеобщих выборах.¹⁵ Поэтому, несмотря на экономические тяготы, связанные с перестройкой, граждане, как представляется, считали поворот часов вспять худшим вариантом. 

Во-вторых, кажется, укрепился курс на макроэкономическую стабильность, при этом в большинстве случаев инфляция взята под контроль. Примером этого является решимость России предотвратить инфляционную спираль вслед за девальвацией рубля в 1998 году.

В-третьих, в большинстве стран под рыночную экономику, по крайней мере де-юре, были подведены базовые структурные основы. В их число входят процедуры банкротства, политика поощрения конкуренции и антимонопольные акты, улучшение стандартов бухгалтерского учета и законодательство для регулирования финансовых рынков.

В странах Центральной Европы и Балтии курс на макроэкономическую стабилизацию был принят раньше, и структурные реформы проводились более твердо. Эти страны снова причисляются к рангу стран со средними доходами и могут заявлять, что они перешли к рынку. Теперь перед ними стоят проблемы, связанные со вступлением в ЕС и, в более общем плане, с тем чтобы догнать более богатые нации.

По мнению большинства, Россия и другие страны СНГ могут и должны идти тем же путем, но при этом возросло понимание трудностей создания институциональных структур и проблем, связанных с влиятельными деловыми кругами, которые могут тем временем пустить процесс реформ под откос.
 
 
 

¹ См., например, Stanley Fischer and Alan Gelb, 1991, "Issues in Socialist Economy Reform," Journal of Economic Perspectives, Vol 5 (Fall), стр. 91–105.
² Этот раздел основан на работе Стэнли Фишера и Ратны Сахай «Оценки результатов», Финансы и развитие, сентябрь 2000 года, стр. 2-6 ; Charles Wyplosz, "Ten Years of Transformation: Macroeconomic Lessons," IMF Working Paper, April 1999; Oleh Havrylyshyn, Ivailo Izvorski and Ron van Rooden, "Recovery and Growth in Transition Economies, 1990–1997: A Stylized Regression Analysis," IMF Working Paper No. 98/141, September 1998; и Carlo Cottarelli and Peter Doyle, "Disinflation in Transition, 1993–1997," Occasional Paper № 179, 1999.
³ Особенно Хорватия, Чешская Республика, Эстония, Венгрия, Польша и Словацкая Республика приняли сравнительно фиксированные валютные режимы, а Латвия, Литва и Словения ввели более гибкие режимы.
⁴ См. работу Cottarelli and Doyle (1999), где рассматривается связь между бюджетной консолидацией и инфляцией.
⁵ См. Prakash Loungani and Nathan Sheets, "Central Bank Independence, Inflation and Growth in Transition Economies," Journal of Money, Credit and Banking, August 1997, стр. 381–399, и Tonny Lybek, "Central Bank Autonomy, and Inflation and Output Performance in the Baltic States, Russia, and Other Countries in the Former Soviet Union," IMF Working Paper 99/4, January 1999.
⁶ Индекс ЕБРР представляет собой составной индикатор прогресса в следующих областях реформ: либерализация цен, либерализация торговли и валютного режима, развитие частного сектора и правовые реформы.
⁷ См. Янош Корнаи, «Переход к частной собственности», Финансы и развитие, сентябрь 2000 года, стр. 12–13.
⁸ См. Перспективы мировой экономики, сентябрь 2000 года, вставка 3.4 «Приватизация в странах с переходной экономикой»; Frydman, Gray, Hessel and Rapaczynski, "When Does Privatization Work? The Impact of Private Ownership on Corporate Performance in the Transition Economies," The Quarterly Journal of Economics, November 1999, 1153–1191; John Nellis, "Time to Rethink Privatization in Transition Economies," IFC Discussion Paper No. 38, 1999.
⁹ Пракаш Лунгани и Паоло Мауро, «Отток капитала из России», Документ МВФ для обсуждения вопросов политики 00/07, май 2000 года.
¹⁰ Материал в этом разделе основан на работе Keane and Prasad, "Inequality, Transfers and Growth: New Evidence from the Economic Transition in Poland," IMF Working Paper 00/117, June 2000.
¹¹ Штиглиц, как представляется, не критикует темпы проведения макроэкономической стабилизации: «Я не имею ничего против «шоковой терапии» как меры быстрого регулирования ожиданий, скажем, по программе борьбы с инфляцией», стр. 22, «Куда идет Россия? Десять лет перестройки», вступительное слово на ежегодной конференции Всемирного банка по проблемам развития экономики, апрель 1999 года.
¹² «Россия и МВФ», выступление Андрея Илларионова перед Комитетом по банковской деятельности и финансовым услугам Палаты представителей США, 10 сентября 1998 года; "Killing with Kindness: No More 'Help' for Russia, Please" by Boris Fedorov, Asian Wall Street Journal, 12 June 2000.
¹³ См. также "How Russia can be helped to help itself," by Laurent Fabius and Hubert Vedrine, Financial Times, April 25, 2000, and "Russia's route to sustainable growth," by James Gwartney, Financial Times, May 8, 2000.
¹⁴ Олег Гаврилишин и Джон Одлинг-Сми, «Политическая экономия застрявших реформ», Финансы и развитие, сентябрь 2000 года, стр. 7–10. 
¹⁵ Anders Aslund, "State and Governance in Transition Economies," Draft, June 15, 2000.